Война за креатив. Как преодолеть внутренние барьер - Страница 17

На нашей улице жил парень по имени Пол Ринк. Если хотите получить о нем представление, прочтите книгу Генри Миллера «Биг-Сур и апельсины Иеронима Босха». Пол был писателем. Он жил в своем автофургоне под названием «Моби Дик». Каждый день я начинал с того, что пил кофе вместе с Полом. Он читал мне лекции о самодисциплине, преданности, пороках рынка. Но, самое главное, он поделился со мной молитвой — «Взыванием к Музе» из «Одиссеи» Гомера в переводе Лоуренса Аравийского. Пол напечатал ее для меня на своей машинке «Ремингтон», еще более старой, чем моя. Этот листок бумаги еще хранится у меня. Он желтый и сухой, как пыль; малейшее дуновение — и он рассыплется.

В моем домике не было телевизора. Я не читал газет и не ходил в кино. Я просто работал. Однажды днем я мучил бумагу в маленькой спальне, переделанной в кабинет, как вдруг услышал, как кто-то громким голосом декламировал: «…охранять, защищать и оберегать Конституцию Соединенных Штатов». Я вышел наружу. Что происходит? Оказалось, это радио моего соседа. «А ты не слышал? Никсон ушел, они выбрали нового парня».

Я пропустил Уотергейтский скандал.

Я был полон решимости продолжать работу.

Я терпел неудачи так часто и причинял этим самому себе и людям, которых я люблю, столько боли, что чувствовал: если я провалюсь на этот раз — остается только повеситься. Тогда я еще не знал, что такое Сопротивление. Но я ощущал его, причем явственно. Я воспринимал его как позыв к саморазрушению. Я не мог закончить то, что начал. Чем ближе я оказывался к цели, тем больше я находил самых разных способов все испортить. Я работал 26 месяцев подряд, пока наконец не написал:

Конец

Я так и не нашел покупателя для той книги. Впрочем, как и для следующей. Прошло десять лет, прежде чем у меня что-то получилось, и еще десять — прежде чем был опубликован мой роман «Легенда Баггера Ванса». Но момент, когда я впервые напечатал слово «конец», стал эпохальным. Я помню, как вынул из машинки последнюю страницу и положил ее на стопку листов — готовую рукопись. Никто не знал, что я сделал. Никого это не интересовало. Но я знал. Я ощущал себя так, словно дракон, с которым я сражался всю жизнь, только что упал мертвым у моих ног и испустил свой последний серный выдох.

Покойся с миром, ублюдок.

На следующее утро я зашел к Полу на чашечку кофе и сказал, что закончил книгу. «Молодец, — сказал он, не поднимая взгляда. — Начинай следующую прямо сегодня».

Взывание к музе II

До знакомства с Полом я никогда не слышал о музах. Он просветил меня. Музы — это были девять сестер, дочери Зевса и Мнемозины. Их звали Клио, Эрато, Талия, Терпсихора, Каллиопа, Полигимния, Мельпомена, Эвтерпа и Урания. Их работа — вдохновлять художников. Каждая Муза отвечает за определенный вид искусства. В Новом Орлеане есть район, где улицы названы в честь Муз. Я когда-то жил там и ничего не знал об этом — думал, что это просто причудливые названия.

Вот что Сократ из «Федра» Платона говорит о «благородном воздействии посланного небесами безумия»:

...

Третий вид одержимости и неистовства — от Муз, он охватывает нежную и непорочную душу, пробуждает ее, заставляет выражать вакхический восторг в песнопениях и других видах творчества и, украшая несчетное множество деяний предков, воспитывает потомков. Кто же без неистовства, посланного Музами, подходит к порогу творчества в уверенности, что он благодаря одному лишь искусству станет изрядным поэтом, тот еще далек от совершенства: творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых.

Древние греки персонифицировали все таинственное. Они ощущали наличие в мире мощных изначальных сил. Чтобы сделать эти силы познаваемыми, греки наделили их человеческим обликом и дали им имена — Зевс, Аполлон, Афродита. Американские индейцы ощущали наличие схожих тайн, но облекали их в анимистические формы — Медведь Учитель, Ястреб Посланец, Койот Обманщик.

Наши предки остро чувствовали силы и энергии, имевшие не материальную природу, а связанные с чем-то высшим, мистическим.

Они верили в то, что смерти не существует. Боги бессмертны. Боги хотя и похожи на людей, но гораздо могущественнее. Противиться их воле бесполезно. Относиться к небесам свысока — значит навлекать на себя беду.

Время и пространство существуют в этом высшем измерении в измененной форме. Боги перемещаются быстро, как мысль. Некоторые из них могут предсказывать будущее. И, хотя в одной из пьес Агафона говорится:

«Лишь одного нет у бога:
Силы, чтобы зачеркнуть прошлое»,

бессмертные все же могут шутить со временем, — как, порою, и мы сами, во сне или в видениях.

Небо, как полагали древние греки, не было безразличным к делам земным. Боги интересуются людьми и поддерживают наши добрые или злые замыслы.

С современной точки зрения все это очаровательно, но нелепо. Не так ли? Тогда задайте себе такие вопросы. Откуда взялся Гамлет? Кто создал Парфенон? Откуда появилась «Обнаженная, спускающаяся по лестнице»?

Завещание провидца

Вечность влюблена в творения времени.

Уильям Блейк

Как я понимаю, поэт-провидец Уильям Блейк был одной из тех полубезумных божественных инкарнаций, которые время от времени являются во плоти, одним из гениальных сумасшедших, способных на короткое время возноситься в высшие сферы, а потом возвращаться, чтобы поделиться увиденным.

Попытаемся расшифровать смысл его строк? Я думаю, под «вечностью» Блейк подразумевает более высокую сферу, чем его собственная, реальность, лежащую вне материи, в которой мы пребываем. В «вечности» отсутствует такая вещь, как время (или же в трактовке Блейка оно не отличается от «вечности»), и, возможно, нет и пространства. Эта сфера может быть населена высшими существами. Либо она — чистое сознание или чистый дух. Но, что бы это ни было, согласно Блейку, оно может «любить».