Сопротивление знает это и использует против нас. Оно задействует страх неприятия, чтобы не позволить нам если не делать нашу работу, то хотя бы представлять ее на публичную оценку. У меня был близкий друг, который несколько лет работал над превосходным романом. Он уже положил этот роман в почтовый конверт, но никак не мог заставить себя отправить его. Страх неприятия лишал его мужества.
...Профессионал не принимает негативную оценку близко к сердцу, потому что это усиливает Сопротивление. Редакторы — не враги; критики — не враги. Враг — это Сопротивление.
Бой идет у нас в головах. Мы не можем позволить критике, пусть даже справедливой, поддержать нашего внутреннего врага. Этот враг и так уже довольно силен. Профессионал приучается держаться в стороне от своей деятельности, даже если отдается ей всем сердцем и душой. «Бхагавад-Гита» рассказывает нам, что у нас есть право только на труд, а не на плоды труда. Все, что может дать воин, — это его жизнь; все, что может сделать спортсмен, — напрячь все силы и выложиться по полной.
Профессионал любит свою работу. Он отдается ей всем сердцем. Но он не забывает о том, что эта работа — по большому счету не его. Его профессиональное «я» больше, чем конкретный проект или задача, — оно вмещает в себя множество проектов и результатов. Следующий проект уже стучится к нему в душу, и, возможно, он будет лучше предыдущего.
Профессионал самоутверждается. Он расчетлив. Столкнувшись с безразличием или лестью, он оценивает свое произведение трезво и объективно. А если произведению чего-то недостает, он дорабатывает его. Если с произведением все благополучно, он сделает его еще лучше. Он будет упорно трудиться. Он вернется завтра.
Профессионал прислушивается к критике, стремится учиться и расти. Но он не забывает, что Сопротивление использует критику против него чрезвычайно изощренно. Сопротивление вербует критику в «пятую колонну» страха, которая уже работает в голове художника, стремясь разрушить его волю и лишить его самоотверженности. Профессионал не поддается на эту уловку. Его решение остается таким же, как и прежде: несмотря ни на что, он никогда не позволит Сопротивлению поразить его.
Я провел в Голливуде пять лет, написал девять киносценариев, ни один из которых не продал. Наконец я познакомился с крупным продюсером. Он отвечал на телефонные звонки, пока я вносил правки в сценарий. У него была эта штуковина с наушниками, и ему даже не надо было поднимать трубку, когда кто-нибудь звонил. Наконец поступил личный звонок. «Ты не против? — спросил он, указывая на дверь. — Это личный звонок». Я вышел. Дверь за мной закрылась. Прошло десять минут. Меня разбудили секретарши. Прошло 20 минут. Наконец дверь продюсера распахнулась; он вышел, натягивая на себя куртку.
«Ох, прошу прощения!»
Он совсем забыл обо мне.
Я человек, и поведение продюсера меня оскорбило. Мне было уже за сорок, а список моих неудач был длиной с вашу руку.
Профессионал не может позволить себе принять оскорбление лично. Оскорбление, подобно неприятию и критике, — это внешнее проявление внутреннего Сопротивления.
Профессионал стойко переносит несчастья. Он позволяет птичьему дерьму упасть ему на плечо, помня о том, что пиджак можно будет выстирать. Он сам, его креативный центр не могут быть погребены даже под тонной помета. У него пуленепробиваемый внутренний стержень. Ничто не может затронуть его без его согласия.
Как-то я видел толстого веселого парня, который ехал в своем «Кадиллаке» по автомагистрали. В машине был включен кондиционер, в проигрывателе стоял диск с группой Pointer Sisters, а парень курил тонкую дешевую сигару. На номерном знаке было написано: «Конфисковано департаментом полиции».
Профессионала интересует бублик, а не дырка в нем. Он напоминает себе, что лучше находиться на арене, где тебя топчет бык, чем на трибуне.
Любитель позволяет негативному мнению других выбивать почву из-под его ног. Он принимает внешнюю критику близко к сердцу, позволяет ей подтачивать его веру в себя и в свое дело. Сопротивлению это нравится.
Выдержите еще одну историю про Тайгера Вудса? В последний день чемпионата по гольфу Masters 2001 (в котором Тайгер тоже победил, одержав четыре победы), какой-то оболтус, сидевший на галерке, ослепил его вспышкой фотоаппарата в тот самый момент, когда Тайгер уже отвел руку с клюшкой для удара. Как это ни невероятно, но Тайгер буквально в самое последнее мгновение смог остановить клюшку. Но самое удивительное не это. Бросив недовольный взгляд на нарушителя, Тайгер отступил и послал мяч точно в лунку.
Вот это — профессионал. Это мощнейший самоконтроль на уровне, который большинству никогда не превзойти. Но давайте внимательнее посмотрим на то, что делал Тайгер, — или, вернее, чего он не делал.
Во-первых, он не реагировал рефлекторно. Он не позволил действию, которое должно было спровоцировать автоматическую вспышку ярости, действительно вызвать эту ярость Он контролировал свою реакцию. Он управлял своими эмоциями.
Во-вторых, он не воспринял ситуацию лично. Он мог бы воспринять поступок этого «папарацци» как умышленное действие, направленное против него лично, с намерением помешать ему сделать удар. Он мог бы отреагировать с яростью или негодованием либо мог почувствовать себя жертвой. Но он этого не сделал.
В-третьих, он не воспринял это как проклятие небес. Он мог бы воспринять это как месть богов. Он мог бы тяжело вздыхать, сердиться или смириться с этой несправедливостью и использовать ее как оправдание для промаха. Но он этого не сделал.